Время лохов [СИ] - Игорь Анатольевич Безрук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оправдал ли я себя перед совестью, придумав версию о корысти играющих? Вряд ли. Мне придется до конца дней нести этот крест. Но Эллу разве никто не мог остановить, сказать ей, что не нужно этого делать, ведь потом не отмоешься? Но кто ей об этом скажет, кого она послушает, когда с ног на голову перевернулись все ценности и простой человек брошен на выживание? С волками жить, по-волчьи выть — не последняя ли истина?
— Вот так сюрприз! — не смог я удержаться, чтобы не выразить удивления. — Ты что здесь делаешь?
— Этот же вопрос я могла бы задать тебе, — тут же парировала Элла и расплылась в обворожительной улыбке.
Так как расхолаживаться не было времени, я и Элла перебрасывались одним-двумя словами в редких перекурах, перерывах, за чашкой чая.
Как оказалось, на заводе она тоже протянула недолго: месяца через четыре сократили и ее, только уже официально, с пособием, но на мизерное пособие, сам понимаешь, долго не протянешь, подалась и она к знакомым в Москву, что не очень-то понравилось мужу. Начались скандалы, ссоры по пустякам, в конце концов приведшие к разводу.
— Сам виноват, дурак, — не скрывала своего презрения к бывшему мужу Элла.
В Москве она, так же, как и я, поначалу торговала, а после закрытия точки плавно со всеми знакомыми переместилась на лохотрон, где еще платили исправно.
— Может, когда-то и платили, — хмыкнул я. — В мифические времена. Сейчас и здесь одни убытки.
Я не стал говорить Эллочке, что работаю последние дни, может быть, часы, но хотел расспросить обо всех общих знакомых, а более всего про Ирину. Слышала ли Элла что о ней?
Расспрашивать об Ирине я начал издалека, спросил про отдел, девчат. При упоминании о девчатах Элла как взорвалась:
— Да, я же тебе не сказала главного: наша тихоня Ирочка не так давно, оказывается, залетела! Я уходила, она еще не округлилась, но нас не проведешь — мы ее сразу раскусили.
Я онемел, но постарался не подать вида, что поражен, рассмеялся вместе с Эллочкой: вот умора: наша мать Тереза забрюхатела. Ветром надуло!
— А жених хоть известен?
— Какой жених? С чего там жених? Но даже если и есть, сам знаешь — будет молчать, как рыба.
Мне-то ее не знать! Но почему-то часто забилось сердце: не моего ли ребенка она носит?
Расспросить про Ирину подробнее было неудобно, да и время обеда закончилось.
— Все, выходим, выходим, дома будете чаи распивать! — погнал Баскаков бригаду на выход.
Элла сменила за столом Марину (набралась, видно, опыта на других площадках), я по-прежнему распространял, но после рассказа Эллы меня словно подменили. К радости предстоящего отъезда добавилась радость от услышанного. На все сто процентов я был уверен, что Ирина носит моего ребенка. Иначе быть не могло!
Я был в ударе, будто навечно сбрасывал тяжелую ношу с плеч и уже смотрел в будущее, раздавал билеты направо и налево, летал от стола к прохожему с легкостью бабочки, был особо заразителен в предчувствии конца своих мытарств: по моим подсчетам, заработанной сегодня даже мизерной суммы будет достаточно, чтобы закрыть все долги. Завтра я могу вообще не выходить на работу, отвезти долг Елене и паковать чемоданы.
Мои глаза искрились доверием, прохожие внимали моим словам, брали билеты из рук, не задумываясь, покорно шли за мной к месту розыгрыша, как бычки на заклание. Так получилось и с одним непритязательным на вид мужичком в затрапезном спортивном костюме. Он сразу клюнул на корейский видеомагнитофон. Когда я подвел его к Эллочке, оказалось, у него в кармане замызганных штанов не меньше пятиста баксов — мужичок только вернулся с шабашки и тут же помчался тратить деньги на радиорынок. Естественно, его обули по полной, затем на такси смотались к нему домой, вернулись еще с одной крупной суммой, которую он тоже просадил.
Часам к двум наступило затишье. Я подошел к Баскакову и попросил отпустить меня, чтобы съездить купить билеты домой.
— Давай. Мы и сами, наверное, еще с часик поработаем и закруглимся — на рынке уже многие стали паковаться.
Конечно, радиорынок не шел ни в какое сравнение с вещевым: здесь заканчивали намного раньше.
— Тогда не прощаюсь, — я махнул рукой Эллочке и ретировался.
Билет я взял только на вечер пятницы. С Баскаковым расплатился, утром заеду к Елене и верну последнее, что ей должен. Даже если не застану, — я знаю, где работают ее муж и брат, отдам им и наконец-то вздохну с облегчением — я в жизни ни у кого не занимал, всегда старался жить по средствам, во всем полагаясь исключительно на собственные силы. Я надеюсь, что и дальше так буду поступать, сделки с совестью мне совсем не по душе.
35
Когда я вернулся с вокзала на Удальцова, Баскакова не застал. Рита была вся в слезах.
— Что случилось? — спросил я. — Где все?
— А ты не знаешь? Ты разве не с ними был?
— Сначала с ними, потом уехал за билетом.
— Их всех взяли. Прямо в переходе. Олег только отъезжал звонить, да вот и тебя, как оказывается, не было.
— А тебе кто сказал?
— Олег и сказал. Он заезжал, успокаивал, что ничего страшного. Раньше тоже, бывало, забирали, а потом выпускали.
— Бывало так. Куда их увезли? В какое отделение?
— Олег сказал, не в отделение, а к операм в Митино.
— Ладно, я поехал к ним, закрой за мной.
Я вышел из квартиры. Еще один звоночек того, что я все решил правильно. Больше в Москве лохотронщикам покоя не будет. Хорошо, если на этот раз все обойдется, но, говорят, уже есть первые ласточки: некоторым пророчат уголовное разбирательство.
Машины Еремы возле здания оперов не было. Я вошел, в двух словах объяснил дежурному, что мне нужно. Дежурный позвонил по внутреннему телефону, и через минуту ко мне вышел крепкого